Ант Скаландис - Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Белка не помнила, как закончился этот разговор. Она даже не помнила, как вставала за сигаретами и зажигалкой. Но теперь она сидела на краешке незастеленного дивана, курила одну за одной, стряхивая пепел на ковер, и не могла плакать. Плакать было нечем, словно это у нее исчезло напрочь лицо, словно это ей в голову попали три пули крупного калибра.

Что в таких случаях полагается делать? Завешивать черным зеркала? Молиться Богу, в которого никогда не верила? Рвать на себе волосы? Обзванивать родных и друзей? Она никак не могла сообразить, кому следует звонить в первую очередь, и поэтому позвонила Майклу. Тот, по счастью, оказался дома.

— Салют, Майкл. Миху убили.

— Что?

— Я говорю: Миху убили.

— Кто? — Майкл всегда даже в состоянии полной ошарашенности правильно выбирал ключевой вопрос.

— Не знаю. Я завтра иду к следователю.

— Ты из дома звонишь?

— Да.

— Сиди и жди. Я сейчас приеду.

Белка собиралась ехать в морг на такси (о троллейбусах страшно было подумать), но Майкл согласился отвезти ее. Сначала Белка, конечно, разревелась едва начав рассказывать о телефонном звонке с Петровки потом по наущению Майкла выпила полстакана водки и пожевала бутербродов с кофе…

— Пока не надо никому звонить, — объяснял Майкл уже в дороге. — Вот договоришься обо всем в морге, съездишь в похоронное бюро, тогда и начнешь сообщать людям. А еще лучше уже после Петровки. Ведь тебя же все задолбают вопросами.

— Послушай, Майк, а можно будет найти тех, кто его убил?

— Я же сказал: постараемся.

— Но ведь это же больших денег стоит.

— Не знаю, может, и не очень больших. А справки навести иногда удается вообще бесплатно. Через хороших знакомых. Я же тебе сказал: я займусь этим.

— А милиция может найти убийц? — спросила Белка.

— Менты? Вряд ли. То есть настолько вряд ли, что не стоит об этом думать. Сейчас вообще мало кого находят, а тут убийство-то совершенно идиотское. Либо в результате случайной драки, либо — что еще более вероятно — по ошибке. Оружие уж больно серьезное.

Майкл помолчал, внимательно глядя в зеркальце заднего вида.

— Нет, ну, конечно, допустим, убийцу возьмут по другому делу, а заодно всплывет это. Правда, тебе о нем могут и не сообщить. То есть скорее всего не сообщат. Да и зачем тебе? Не понимаю. Мстить, что ли, будешь?

— Буду, — сказала Белка. — А что мне еще делать?

— Ох, все вы бабы — ненормальные! — вздохнул Майкл — Логика-то какая в этой мести?

— Ну, можно не просто мстить, можно шантажировать. Пусть хоть заплатит, сволочь, материальную компенсацию. От государства-то все равно не дождешься ни копейки.

— Ну ты, мать, даешь! — удивился Майкл. — Вот это уже сильно.

И он снова долго смотрел в заднее зеркальце.

— А почему нет? Поможешь на этих гадов наезжать?

— Слушай, мать, о чем ты говоришь? Остановись. Дай хоть справки навести. Ладно?

В морг Белка пошла одна. Возможно, Майкла туда бы не пустили, но он и не стремился. Во-первых, не хотелось вдаваться в объяснения, кто он такой, а во-вторых, у Майкла всегда свои прибамбасы, и, в частности, к покойникам он относился как-то непросто.

Жуткая, бьющая по глазам белизна стен, халатов, пластика, холодное сверкание никеля и только красные рожи — у санитаров, то ли загорелые, то ли спитые. А тело Мишкино бледное, розовато-сиреневое, в синиx прожилках и тонких черных волосках. Опухшее какое-то, застывшее, незнакомое. Уже чужое тело. Страшное. Скрюченные и кажущиеся ужасно тонкими пальцы. На обоих безымянных полосочки от колец. Белка показывает на одну из них.

— Обручальное кольцо и небольшой перстень, — тихо говорит понятливый санитар. — Получите на Петровке вместе с остальными вещами.

Зачем она пришла сюда? Зачем? Все равно это уже не он. Она не способна опознать тело. Она не узнает его. И не хочет узнавать. Зачем тогда?

— Приготовьтесь. Вам будет неприятно, — предупреждает санитар, открывая голову.

Первое, что бросается в глаза, — волосы, почему-то залитые зеленой краской. «Пометили, чтоб не спутать?» — мелькает глупая мысль. А вообще у Мишки осталось только полголовы. Вместо второй половины — запекшееся кровавое месиво. Осколки костей, лоскуты кожи с волосами обрывки мышц, кусочки мозговой ткани. Все очень безцветное неяркое, слипшееся, подсохшее. Зрелище ни на что не похоже, что даже не пугает. Начинает медленно подкатывать тошнота.

Белка быстро протягивает обе руки и обхватывает уцелевшую шею лежащего перед ней мертвого человека точно та же, как любила делать это с живым. Шея холодная и жесткая, но не в этом ужас. Под правой рукой Белка ощущает рубец — не свежую царапину, полученную в предсмертной драке, а старый давно заживший рубец от серьезного ранения, которого никогда, никогда не было у Михи.

И в этот момент белизна простыни сливается с белизной стен, а сверкающий никель рассыпается бенгальским дождем ослепительных брызг. Потом опускается темнота.

Белка сидит в кабинете. Белый халат, который ей выдали, одет теперь на голое тело. Перед окном качаются ветви тополя и щебечут воробьи. Входит давешний санитар.

— Мы постирали вашу кофточку, — сообщает он. — Вот, уже почти просохла.

— Спасибо.

«Значит, меня все-таки вырвало. Но отчего такая забота? Распоряжение следователя по особо важным делам? Ох, не к добру это, не к добру… Главное — не подать виду, главное, чтобы они не догадались».

Теперь она замечает врача, сидящего за столом в глубоком кресле.

— Ознакомьтесь, пожалуйста, это заключение судмедэксперта. В конце поставите подпись, что ознакомлены. И вот здесь распишитесь — это протокол опознания. Все понятно?

— Да, мне все понятно, доктор, — зачем-то очень длинно отвечает Белка, хотя с трудом ворочает языком.

Потом долго читает, не улавливая смысла, подписывает и прощается без лишних вопросов. Ей ужасно хочется поскорее вырваться отсюда. Когда надевает кофточку, санитара уже нет, а врач тактично отворачивается. Повесив халат на стул, она выходит.

Лицо у Белки совершенно зеленое, и Майкл растерянно молчит. Майкл ли это? Она и не догадывалась, что возможна ситуация, в которой этот человек не найдет, что сказать.

— Что теперь делать, Майк? Что мне делать? — спрашивает Белка.

— Сядь и подожди меня. Тебе надо выпить.

— Чего? — не понимает Белка.

В ближайшем ларьке Майкл покупает бутылку хорошего джина. Белка свинчивает пробку трясущимися руками неумело пьет прямо из горлышка, закашливается, снова пьет, потом льет себе на ладони и долго трет их. В машине распространяется терпкий можжевеловый запах.

— Ты с ума сошла, — говорит Майкл.

— Наверно, — говорит Белка.

И потом всю дорогу они молчат. Только уже возле самого дома Белка сообщает:

— У него ужасно изуродовано лицо. Как теперь хоронить?

— Н-ну, — мнется Майкл, — очевидно, в закрытом гробу. Бывают же такие случаи. Ты позвони мне насчет похорон.

— Хорошо, — кивает Белка. — А ты, главное, справки наводи поскорее.

Она уже стоит возле его «Москвича», и Майкл готовится уехать.

— Постой, — говорит Белка. — Я не смогу одна. Давай вместе зайдем в квартиру. А я сейчас кому-нибудь позвоню. Ладно?

Майкл все понимает и глушит мотор.

Через час приехал Константин, самый верный друг Михи еще со школьной скамьи, а ныне образцовый семьянин, отец двоих детей и удачливый бизнесмен. Серьезный и обстоятельный с юных лет, он и дело себе выбрал солидное — риэлтинг, то бишь торговлю недвижимостью.

Увидев, в каком состоянии Белка (а он тоже звал Ольгу включительно Белкой, кличкой, образованной от ее девичьей фамилии — Белова), Константин сразу взял инициативу на себя. Вызвал агента из похоронного бюро, обзвонил общих знакомых.

Потом приехала Женечка, впала в транс. Константин привел ее в чувство поручив ответственное дело — приготовить обед. Майкл попеременно с Константином сидел на телефоне и все никак не мог уехать, отчего сделался совершенно тормозной — с трудом отвечал на простые вопросы и неадекватно реагировал на самые невинные предложения. От обеда не отказался. Белка уговорила всех кроме Майкла, конечно, выпить по стопке джина, сама выпила две и после второй начала вдруг неудержимо хохотать. Насилу ее успокоили. Женечка даже чуть было «Скорую» не вызвала. Майкл потух окончательно, но внезапно дозвонился до какого-то самого главного бандита, оживился, сорвался и уехал. Белку уложили спать, когда на часах еще не было восьми, и Константин вместе с Женечкой сочли возможным оставить молодую вдову в одиночестве до утра.

Едва оставшись одна, молодая вдова поднялась (спать ей совершенно не хотелось), покормила кота, потом выпила, нисколько не пьянея, еще две рюмки джина и села на подоконник курить, выдыхая дым в открытое окно. Ситуация складывалась сюрная.